Научно-образовательный портал
W-10.RU

Философия грамматики

Философия грамматики

208

THE PHILOSOPHY OF GRAMMAR

by

OTTO JESPERSEN

О. ЕСПЕРСЕН

Говорящий и слушатель. Формулы и свободные выражения. Грамматические типы. Построение предложений.

и в случае необходимости мог бы сказать что-нибудь вроде:

Il va donner un sou а се pauvre enfant

«Он собирается дать су этому бедному ребенку».

Немецкий ребенок, соответственно, построил бы свое предложение по иному типу - с dem и der вместо французского а и т.д. (Ср. «Language», гл. VII).

Таким образом, свободные выражения можно определить как соединения языковых единиц, созданные на данный случай по определенному образцу, который возник в подсознании говорящего в результате того, что он слышал огромное количество предложений, имеющих общие черты. Отсюда следует, что различие между свободными выражениями и формулами в ряде случаев улавливается трудно; его можно обнаружить только при помощи тщательного анализа: для слушающего те и другие на первый взгляд кажутся совершенно одинаковыми, и при этом формулы могут играть и действительно играют большую роль в выработке моделей в сознании говорящих, тем более что многие из них встречаются очень часто. Приведем еще несколько примеров.

Чем является предложение Long live the King! «Да здравствует король!» - формулой или свободным выражением? Составить бесчисленное количество предложений по этому образцу невозможно. Такие сочетания, как Late die the King! «Да продлится жизнь короля!» (букв. «Да умрет король поздно!»), Soon come the train! «Да прибудет скорее поезд!», не употребляются в наше время для выражения желания. С другой стороны, можно сказать Long live the Queen! «Да здравствует королева!», или the President «президент», или Mr. Johnson. Иными словами, тип предложения, в котором на первом месте стоит наречие, за ним следует глагол в сослагательном наклонении и, наконец, подлежащее, а все вместе выражает желание, совершенно вышел из употребления как продуктивный образец. Выражения же, которые еще употребляются, представляют собой пережитки этого типа. Таким образом, предложение Long live the King! следует рассматривать так: оно состоит из формулы Long live, в основе которой лежит мертвый тип, и любого подлежащего. Поэтому мы находим здесь тип предложения, имеющий употребление, гораздо более ограниченное в наше время, чем в ранние эпохи развития английского языка.

В статье Дж. Ройса по вопросам этики я нашел принцип, сформулированный следующим образом: Loyal is that loyally does «Лоялен тот, кто поступает лояльно». Это предложение звучит неестественно, поскольку автор построил его по образцу пословицы Handsome is that handsome does «Красив тот, кто красиво поступает»; но он совершенно не считается с тем, что как бы оно ни воспринималось прежде, в момент его создания, теперь оно является фактически лишь формулой, на что указывает употребление относительного that без определяемого слова и порядок слов.

Различие между формулами и свободными выражениями пронизывает все разделы грамматики. В морфологии подобное различие обнаруживается во флективных формах. Форма множественного числа eyen «глаза» стала выходить из употребления в XVI в.; теперь она мертва. Но когда-то не только это слово, но и тип, по которому оно было образовано, являлись живыми элементами английского языка. Единственным сохранившимся до наших дней случаем образования множественного числа путем прибавления окончания - en к единственному числу является слово oxen «волы». Теперь оно живет в качестве формулы, а его тип уже давно вымер. В то же время shoen «башмаки», fone «враги», eyen «глаза», kine «коровы» были вытеснены формами shoes, foes, eyes, cows, или, иначе говоря, множественное число этих слов было переоформлено в соответствии с живым типом, который мы находим в kings, lines, stones («короли», «линии», «камни») и др. Этот тип стал сейчас настолько универсальным, что ему следуют все новые слова: bicycles «велосипеды», photos «фотографии», kodaks «фотоаппараты кодак», aeroplanes «самолеты», hooligans «хулиганы», ions «ионы», stunts «фокусы» и др. Когда впервые было произнесено eyes вместо eyen, оно явилось аналогическим образованием по типу слов, уже имевших окончание множественного числа - s. Теперь же, когда ребенок в первый раз говорит eyes, невозможно решить, воспроизводит ли он ранее слышанную форму множественного числа, или же, усвоив форму единственного числа eye, добавляет к ней окончание - s (фонетически [z]) в соответствии с тем типом, который он выделил из множества подобных слов. Результат в обоих случаях один и тот же. Если бы свободное сочетание языковых элементов, которое производит индивидуум, не совпадало в подавляющем большинстве случаев с традиционной формой, то развитие языка испытывало бы затруднения; нелегко было бы пользоваться языком, если бы говорящему приходилось обременять свою память запоминанием каждого элемента в отдельности.

Как можно заметить, «типом» в морфологии является то, что принято называть правильными образованиями, неправильные же образования представляют собой «формулы».

В теории словообразования принято выделять продуктивные и непродуктивные суффиксы. Примером продуктивного суффикса может служить суффикс - ness, поскольку можно образовать такие новые слова, как weariness «усталость», closeness «духота», perverseness «упрямство» и т.д. Наоборот, суффикс - lock в составе слова wedlock «супружество» является непродуктивным, так же как и суффикс - th в словах width «ширина», breadth «ширина», health «здоровье»; попытка Раскина создать слово illth по аналогии с wealth «богатство» не имела успеха; по-видимому, ни одного нового слова с таким суффиксом за несколько сот лет не появилось. Это еще раз иллюстрирует сказанное выше: тип «прилагательное + - ness» все еще живет, в то время как wedlock и другие приведенные выше слова с суффиксом - th являются формулами ныне мертвого типа. Однако последний был живым, когда образовалось слово width. В те отдаленные времена можно было прибавить это окончание (тогда оно звучало приблизительно - iюu) к любому прилагательному. С течением времени это окончание свелось к звуку ю (th), и одновременно подвергся изменению гласный первого слога. В результате суффикс перестал быть продуктивным. Поэтому человеку, не знающему исторической грамматики, невозможно увидеть, что такие пары слов, как long: length, broad: breadth, wide: width, deep: depth, whole: health, dear: dearth, представляют собой один и тот же тип образования. Эти слова передавались из поколения в поколение как некие единства, т.е. формулы. Когда же появлялась потребность в новом «абстрактном существительном» (я пользуюсь здесь обычным термином для таких слов), то обращались уже не к суффиксу - th, а к суффиксу - ness, присоединение которого не сопровождалось изменением прилагательного и поэтому не вызывало затруднений.

Те же соображения остаются в силе и для сложных слов. Возьмем три древних сложных слова, включающих hыs «дом», - hыsbфnde, hыsюing, hыswоf. Все они образованы по обычному типу, характерному для древних сложных слов; те, кто впервые создал эти слова, сообразовались с обычными правилами; таким образом, первоначально эти слова представляли собой свободные выражения. Но, переходя из поколения в поколение, они стали трактоваться как цельные, нечленимые слова и поэтому подверглись обычным звуковым изменениям: долгий гласный ы сократился; [s] озвончилось перед звонкими звуками; [ю] после [s] перешло в [t]; [w] и [f] исчезли, а гласные второго компонента редуцировались. В результате появились современные формы husband «муж», husting(s) «трибуна», hussy «женщина дурного поведения» - фонетически [hAzbqnd, hAstiNz, hAzi]. Первоначальная прочная связь со словом hыs постепенно ослабела, особенно после перехода долгого и в дифтонг - house. Наряду с расхождением по форме появились не менее значительные расхождения по значению, так что никому, кроме лиц, занимающихся этимологией, не придет в голову связывать слова husband, hustings или hussy со Словом house. С точки зрения современной живой речи эти три слова не являются сложными; они стали, согласно терминологии, принятой здесь, формулами и находятся в одном ряду с другими двусложными словами неясного или забытого происхождения, такими, например, как sopha «диван» или cousin «кузен».

Что касается слова huswif, то здесь обнаруживаются различные степени изоляции по отношению к словам house и wife «жена». Hussy [hAzi] в значении «женщина дурного поведения» утратило всякую связь с обоими компонентами; однако для устаревшего значения «игольник» в старых словарях засвидетельствованы различные формы, в которых проявляются противоречивые тенденции: ср. huswife [hAzwaif], hussif [hAzif], hussive. Кроме того, в значении «хозяйка дoма» мы находим housewife, где форма обоих компонентов полностью сохранилась; но это, по-видимому, сравнительно недавнее новообразование; его не признавал, например, еще Эльфинстон в 1765 г. Таким образом, тенденция превратить древнее сложное слово в формулу в большей или меньшей степени встречает сопротивление со стороны живого чувства языка, которое в некоторых значениях воспринимает это сложное слово как свободное выражение; иначе говоря, люди продолжали соединять два конкретных компонента, не думая о существовании формулы, которая более или менее окаменела по звучанию и по значению. И это далеко не редкое явление: слово grindstone в качестве формулы стало произноситься [grinstqn] с обычным сокращением гласного в обоих компонентах; однако победила тенденция трактовать grindstone как свободное сочетание, что нашло отражение в широко распространенном произношении [graindstoun]; в слове waistcoat «жилет» появляется новое звучание [weistkout] вместо [weskqt], характерного для формулы; произношение слова fearful «страшный» орфоэписты XVIII в. дают как «ferful», но теперь оно всегда произносится [fiqf(u) l]. Другие примеры приведены в моей книге «A Modern English Grammar». I, 4. 34 и cл.

Нечто подобное можно увидеть и в словах, которые не являются сложными. В среднеанглийский период мы находим краткие гласные у многих прилагательных в сравнительной степени: deppre, grettre при deep «глубокий», great (greet) «великий». Некоторые из этих форм сравнительной степени превратились в формулы и как таковые были переданы последующим поколениям. В современном языке из подобных форм встречаются только latter «последний» и utter «полный», сохранившие краткие гласные в результате отрыва от форм положительной степени late и out и известного семантического обособления. Но другие формы сравнительной степени были заново образованы как свободные сочетания - deeper, greater, а также later и outer, которые гораздо ближе связаны с late и out, чем latter и utter.

Сходные явления мы находим в области ударения. Разумеется, дети выучивают ударение, так же, как они выучивают и звуки каждого слова, так что и в этом смысле произношение слова есть определенная формула. Однако в некоторых словах возможно столкновение двух норм ударения, ибо слова как свободные выражения могут иногда создаваться в момент речи. Как правило, прилагательные на - able, - ible имеют ударение на четвертом слоге от конца в силу ритмического принципа. Согласно этому принципу, гласный, отделенный одним (слабым) слогом от первоначального ударения, теперь всегда несет ударение: ср. 'despicable «презренный» (первоначально, как во французском языке, «despi'cable), 'comparable «сравнимый», ґlamentable «прискорбный», 'preferable «предпочтительный» и др. У некоторых из этих слов в результате ритмического принципа ударным оказывается тот же самый слог, что и у соответствующего глагола: con'siderable «значительный», 'violable «нарушимый». Но у других прилагательных дело обстоит иначе. При свободном образовании, если бы говорящий исходил из глагола и затем присоединял - able, акцентуация была бы иной: прилагательное, соответствующее глаголу ac'cept, у Шекспира и у некоторых других поэтов звучало 'acceptable; та же формула сохранилась и при чтении молитвенника. Однако в других случаях слово перестроилось и стало звучать ac'ceptable; refutable звучало ['refjutqbl], но теперь более обычным стало [ri'fjutqbl]; 'respectable уступило место re'spectable; шекспировское и спенсеровское 'detestable было заменено de'testable, которое находим у Мильтона; в слове admirable «превосходный» новому произношению [qd'mairqbl] не удалось вытеснить старое произношение ['xdmirqbl]; однако у огромного большинства прилагательных полностью победила аналогия или свободное образование: a'greeable «приятный», de'plorable «плачевный», re'markable «замечательный», irre'sistible «неотразимый». Аналогичная борьба наблюдается и у слов с другими окончаниями: 'confessor и con'fessor «исповедник», ca'pitalist и 'capitalist «капиталист», de'monstrative и 'demonstrative «убедительный» и др. Иногда изменяется и значение слов: свободное образование сохраняет не только ударение, но и значение слова, от которого оно образовано, а формула занимает более или менее обособленное положение (примеры см. в «A Modern English Grammar», гл. V). В британском произношении advertisement [qd'vq·tizmqnt] «объявление» видна традиционная формула, в то время как американское произношение [«xdvq'taizmqnt] или ['xdvq» taizmqnt] представляет собой свободное образование от основы глагола.

Различие между формулами и свободными сочетаниями затрагивает также и порядок слов. Одного примера будет достаточно: пока some + thing является свободным сочетанием двух элементов, которые ощущаются как таковые, между ними по общему правилу можно вставить другое прилагательное - some good thing. Однако как только something становится застывшей формулой, его уже нельзя расчленить, и прилагательное должно следовать за ним: something good. Ср. также различие между прежним They turned each to other и современным They turned to each other «Они повернулись друг к другу».

Сращение некогда самостоятельных компонентов в формулу не всегда бывает одинаково завершенным: если в случае breakfast это сращение проявляется и в произношении [brekfqst] (при [breik, fa·st]) и в формах he breakfasts, breakfasted (ранее breaks fast, broke fast), то в случае take place оно не доведено до такой степени, но тем не менее это выражение тоже представляет собой формулу со значением «иметь место, случаться»; она ведет себя не так, как глагол take с другим дополнением; другое дополнение при take может в некоторых случаях быть поставлено на первое место (a book he took) или может стать подлежащим в пассивной конструкции (the book was taken); но в отношении take place ни то, ни другое невозможно.

Разумеется, нельзя отрицать и наличие сомнительных случаев: иногда трудно сказать, имеем ли мы дело с формулой или нет; однако установлено, что различие между формулами и свободными сочетаниями охватывает всю сферу языковой деятельности. Формулой может быть целое предложение или группа слов, одно слово или часть слова, т.е. неважно, каков ее состав; важно, чтобы живым чувством языка она воспринималась как нечто единое, не членимое и не разложимое так, как членятся и разлагаются свободные сочетания. Тип, или образец, к которому восходит формула, может исчезнуть из языка или еще существовать в языке; но тип, по которому строится свободное сочетание, должен быть обязательно живым; поэтому формулы могут быть как правильными, так и неправильными, но свободные сочетания всегда обнаруживают правильное образование.

Patience and sorrow strove,

Who should expresse her goodliest [.] You have seene,

Sun shine and raine at once, her smiles and teares,

Were like a better way those happie smilets,

That playd on her ripe lip seeme[d] not to know,

What guests were in her eyes which parted thence,

As pearles from diamonds dropt [.] In briefe,

Sorow would be a raritie most beloued,

If all could so become it Я заменил streme более уместным strove, a seeme -- формой seemed, a также поставил точки после goodliest и dropt. В этих вопросах мнения всех издателей сходятся..

Некоторые издатели отказываются от попытки найти какой-либо смысл в строках 20-21, в то время как другие считают, что слова like a better way искажены, и стараются исправить их самыми различными путями (Were link'd a better way, Were like a better day, Were like a better May, Were like a wetter May, Were like an April day, Were like a bridal day, Were like a better-ing day и т.п.; подробнее см. в кембриджском издании). Но никакого исправления не потребуется, если обратить внимание на то, что это говорит придворный, привыкший к жеманно-утонченному стилю выражения своих мыслей. В этих двух маленьких сценах (действие III, сцена 1 и сцена, приведенная здесь) он не может говорить просто и естественно; он постоянно ищет новых сравнений и получает большое удовольствие от неожиданных слов и выражений. Поэтому я прочел бы этот отрывок следующим образом, изменив лишь пунктуацию:

You have seen

Sunshine and rain at once; her smiles and teares

Were like -

«Вы видели сиянье солнца и дождь одновременно; ее улыбки и слезы были подобны…«

(Произнося эти слова с повышением тона и с небольшой паузой после like, он старается найти красивое сравнение, но не удовлетворен тем, что ему приходит на ум, и говорит себе: «Нет, я выражусь иначе»):

- a better way.

(«Теперь я нашел лучший способ выразить то, что я видел на лице Корделии»):

those happy smilets

That play'd on her ripe lip seem'd not to know

What guests were in her eyes Приводится в сокращенном виде из моей статьи в книге „A Book of Homage to Shakespeare“, 1916, стр. 481 и сл..

Основная задача этой главы - показать читателю, что язык не таков, каким он нам представляется при одностороннем изучении его по словарям и обычным грамматикам. Язык - это совокупность навыков, привычных действий, а каждое слово и каждое произнесенное предложение есть сложное действие со стороны говорящего. Большая часть этих действий определяется тем, что говорящий сам делал в подобных ситуациях, а последнее, в свою очередь, тем, что ему приходилось неоднократно слышать от других. Но в каждом конкретном случае (если не считать воспроизведения обычных формул) говорящему приходится применять языковые навыки к данной ситуации, чтобы выразить то, что во всех подробностях никогда до этого не выражалось. И поэтому он не может быть рабом этих навыков; он должен приспосабливать их к изменяющимся потребностям. В результате могут возникнуть новые навыки и привычки или, иначе говоря, новые грамматические формы и новые правила их употребления. Грамматика, таким образом, становится частью лингвистической психологии или психологической лингвистики. Это, однако, не единственный путь, по которому можно перестроить и пополнить грамматику, если мы хотим освободить ее от педантизма и догматизма - обычных грехов многих грамматистов. Это и составит содержание последующих глав.

Описательная и историческая лингвистика. Грамматика и словарь. Звуки. Обычное деление грамматики. Новая система. Морфология.

Синтаксис. Универсальная грамматика? Различия между языками. Какие категории признавать. Синтаксические категории. Синтаксис и логика. Понятийные категории.

Если теперь сравнить две стороны грамматики и вспомнить то, что было сказано выше о двух сторонах словаря, то можно обнаружить, что эти две точки зрения являются в действительности точками зрения слушателя и говорящего соответственно. В диалоге слушатель имеет дело с определенными звуками и формами и должен выяснить их значение; таким образом, он отправляется от внешней стороны и приходит к внутренней (Ф > З). Говорящий, напротив, отправляется от определенных мыслей, которые он собирается сообщить; для него заранее данной величиной является значение, и он должен найти средства для выражения этого значения: таким образом, говорящий совершает путь от внутренней стороны к внешней (З > Ф).

Прежние системы. Определения. Основа классификации. Язык и реальная жизнь. Имена собственные. Подлинное значение имен собственных.

обычные: с родом, без времени

имена личные местоимения: без рода, без времени

причастия: с родом, с временем

глаголы: без рода, с временем

Эта система опять-таки пригодна только для древних языков нашей семьи и отличается от системы Варрона лишь тем, что в основу классификации положены различия в роде, а не различия в падеже. Обе системы в равной мере произвольны. В обеих системах отличительной чертой глаголов является время, и это нашло отражение в немецкой грамматике, где глагол называется Zeitwort «временным словом»; но по такому признаку глаголы отсутствуют в китайском языке, а, с другой стороны, позже мы увидим, что и существительные иногда различают времена. Некоторые грамматисты полагают, что отличительной чертой глагола служат личные окончания (Штейнталь и др.). Но этот критерий тоже исключил бы наличие глаголов в китайском языке; кроме того, глаголы не различают лица также в датском языке. Вряд ли можно выйти из положения, сказав, подобно Шлейхеру (Schleicher, Nomen und Verbum, Leipzig, 1865, стр. 509), что «глаголы - это слова, которые имеют или имели личные окончания», так как для определения принадлежности слова к той или иной части речи знание истории языка не является необходимым.

Обзор форм. Вещество и качество. Специализация. Переход слов из одного разряда в другой. Другие сочетания.

Местоимения. Глаголы. Частицы. Обобщение. Слово.

Таким образом, получился бы разряд слов-заменителей, которые можно было бы подразделить на просубстантивные, проадъективные, проадвербиальные, проинфинитивные и проглагольные слова (а также и слова, заменяющие целые предложения, как слово so во втором примере). Но едва ли такой разряд можно было бы считать грамматическим разрядом.

Очень оригинален и поучителен подход к местоимениям Норейна («Vеrt Sprеk», Lund, 1903, 5. 63 и сл.). Он противопоставляет местоимениям «экспрессивные семемы», которые выполняют постоянную сигнификативную функцию, поскольку она выражена в самом языке; местоимения же характеризуются тем, что их сигнификация является непостоянной и в конечном счете зависит от обстоятельства, которое находится за пределами языка и определяется ситуацией в целом. «Я» является местоимением, так как оно обозначает одно лицо, когда говорит Джон Браун, и другое, когда говорит Мери Смит. Таким образом, если придерживаться точки зрения Норейна, то к местоимениям надо отнести огромное количество слов и групп слов, например: нижеподписавшийся, сегодня, старший (из трех мальчиков) и т.д. Едва ли найдутся еще слова более местоименного характера, чем да и нет (а как быть со словом наоборот, когда оно употребляется вместо нет?); здесь является местоименным наречием места, соответствующим 1 лицу, а там обозначает место, соответствующее 2 или 3 лицу; теперь и тогда - аналогичные местоименные наречия времени; но англ. сочетания here and there, now and then в значении «в различных местах», «по временам» не будут местоимениями по определению Норейна. Далее, правый, левый, в воскресенье, та лошадь, моя лошадь - тоже местоимения. Норейн всячески пытается (но не особенно успешно) доказать, что такое «имя собственное», как Джон, не является местоимением, хотя его сигнификация определяется в каждом конкретном случае всей ситуацией. А как быть со словом отец, когда оно употребляется ребенком в значении «мой отец «?

Разряд, установленный Норейном, слишком обширен и слишком разнороден, и все же нелегко понять, как под его определение могут подойти такие слова, как вопросительное кто, вопросительное что или какой-то, ничего и т.п. Однако самый большой порок в его построениях состоит в том, что он создает категории, основываясь лишь на семантике, я бы сказал, на понятиях, и совершенно не обращает внимания на способы выражения значений, существующие в языке, т.е. не обращает внимания на формальные элементы. Если же иметь в виду оба фактора, то мы найдем, что есть смысл объединить в одном разряде под прочно установившимся названием местоимения некоторые shifters (термин, который я употребляю в книге «Language», стр. 123), reminders (там же, стр. 353), слова-заменители и реляционные слова. Может быть, и нелегко сказать, исходя из понятий, чту объединяет все эти слова, но каждый из традиционно выделяемых подразрядов имеет определенную смысловую общность: личные местоимения с соответствующими притяжательными - указательные местоимения - относительные местоимения - вопросительные местоимения - неопределенные местоимения. Правда, в отношении последнего подразряда следует констатировать неясность границ (ср., например, некоторые и многие), поэтому грамматисты часто спорят о том, какие слова следует отнести к этому подразряду. Приведенная классификация мало отличается от любой другой грамматической классификации: всегда найдутся пограничные случаи. Далее, когда мы обратимся к формам и функциям этих местоимений в различных языках, мы обнаружим целый ряд черт, которые отличают местоимения от других слов. Однако эти черты различны в разных языках и у разных местоимений в одном и том же языке. Очень часто местоимения характеризуются функциональными и формальными аномалиями. В английском языке существует различие между двумя падежами: he - him, they - them, и между адъюнктной и неадъюнктной формами: my - mine; существуют также различия в роде: he - she (аналогично who - what); неправильное образование множественного числа в словах he, she - they, that - those; сочетания типа somebody, something, которых нет среди обычных прилагательных; употребление each без существительного или артикля и т.д. Следует также отметить, что звонкий звук [р], обозначаемый на письме через th, встречается в начале слова только у местоимений thou, the, that и др., включая сюда и такие местоименные наречия, как then, there, thus. Сходными особенностями характеризуются местоимения и в других языках; во французском, например, следует указать на специальные формы je, me, tu, te и т.д., употребляемые лишь в тесной связи с глагольными формами.

Термин «местоимение» иногда ограничивается (обычно в трудах французских авторов, но также и в «Сообщении Объединенного комитета по вопросам терминологии») только теми словами, которые в соответствии с их функцией я буду называть в гл. VII «первичными словами»; my считается у них «притяжательным прилагательным», a this в сочетании this book - «указательным прилагательным». Нет, однако, ни малейших оснований разъединять my и mine или, еще хуже, his в предложении His cap was new «Его шапка была новая» и His was a new cap или this в предложении This book is old «Эта книга старая» и This is an old book «Это старая книга « Различие в функции („ранге“) аналогично различию между словом poor „бедный“ в предложении The poor people loved her „Бедные люди любили ее“ и тем же словом в предложении The poor loved her „Бедные любили ее“ и между словом two „два“ в предложении There were only two men „Было только два человека“ и в предложении There were only two „Было только двое“. Зонненшейн (§ 118) говорит, что both в сочетании both boys „оба мальчика“ является прилагательным, а в сочетании both the boys местоимением-приложением. Это, бесспорно, весьма неестественное различение. и относить одну и ту же форму к различным «частям речи», тем более что при этом у прилагательных приходится выделять те же самые подразряды (притяжательные, указательные), какие существуют у местоимений. Я пошел бы даже дальше и включил бы в местоимения так называемые местоименные наречия - then «тогда», there «там, туда», thence «оттуда», when «когда», where «где», whence «откуда» и др., которые имеют ряд черт, свойственных местоимениям, и образованы явно от них (обратите внимание и на такие образования, как whenever «когда бы ни»; ср. whoever «кто бы ни», somewhere «где-то» и др.).

Числительные часто даются как самостоятельная часть речи. Однако было бы, вероятно, правильнее рассматривать их как особый подразряд внутри местоимений, с которыми они имеют несколько сходных черт. One «один», будучи числительным, представляет собой в английском языке, как и в других языках, также неопределенное местоимение (one never knows «никогда не знаешь»), ср. также сочетание oneself. Его фонетически слабой формой является так называемый «неопределенный артикль»; и если соответствующий ему «определенный артикль» справедливо причисляется к местоимениям, к ним же надо причислить и a, an, франц. un и т.д. Считать артикли особой частью речи, как это делается в некоторых грамматиках, нецелесообразно. Англ. other было первоначально порядковым числительным «второй», подобно современному датскому anden; теперь же оно обычно причисляется к местоимениям, и это оправдывается его употреблением в составе сочетаний each other, one another «друг друга». Большинство числительных несклоняемы. Однако в языках, где некоторые из них склоняются, они обнаруживают неправильности, сходные с теми, которые присущи другим местоимениям. Если включать числительные в местоимения, то туда же следует отнести и неопределенные числительные many «многие», few «немногие»: логически они стоят в том же самом ряду, что и местоимения all «все», some «некоторые» и отрицательные none и no «никакие», всегда считавшиеся местоимениями. Но в таком случае и much, little в сочетаниях much harm «много вреда», little gold «мало золота» мы также должны включить в разряд местоимений (в сочетаниях с вещественным существительным, ср. гл. XIV) В другом значении little -- обычное прилагательное, например my little girl „моя маленькая девочка“.. Все эти так называемые квантификативные слова отличаются от обычных квалификативных прилагательных, поскольку они могут употребляться самостоятельно (без артиклей) как «первичные слова»; например, мы говорим Some (many, all, both, two) were absent «Некоторые (многие, все, оба, двое) отсутствовали»; All (much, little) is true «Все (многое, немногое) является правдой»; эти слова всегда стоят перед квалификативными словами и не могут употребляться в функции предикатива: a nice young lady «приятная молодая дама» то же самое, что и a lady who is nice and young «дама, которая приятна и молода»; однако такое перемещение невозможно для сочетания many ladies «многие дамы», much wine «много вина», так же как оно невозможно для сочетаний no ladies «никакие дамы», what ladies «какие дамы», that wine «то вино» и др.

В заключение можно сказать несколько слов о названиях некоторых подразрядов. Относительные местоимения: в наши дни, когда все оказывается относительным, можно было бы, пожалуй, ввести более уместное название, а именно соединительные или связующие местоимения, поскольку они соединяют (связывают) предложения примерно так же, как обычные союзы: в самом деле, можно сомневаться, не является ли англ. that скорее союзом, чем местоимением; сравните возможность опущения that: I know the man (that) you mentioned «Я знаю человека, которого вы упомянули» и I know (that) you mentioned the man «Я знаю, что вы упомянули этого человека»; сравните также невозможность постановки предлога перед that: the man that you spoke about «человек, о котором вы говорили», но the man about whom you spoke «человек, о котором вы говорили». - Личные местоимения: если они служат для обозначения лица в смысле «человек», то это определение неприменимо в случаях с нем. er, франц. elle и англ. it, когда они употребляются со словом «стол» (нем. der Tisch, франц. la table, англ. the table). В гораздо большей степени они неприменимы к «безличным» it, es, il в выражениях it rains «идет дождь», es regnet и il pleut, с тем же значением. Если же под термином личный понимать три грамматических лица (см. гл. XVI), то, строго говоря, к личным местоимениям можно причислить только первые два лица, поскольку остальные местоимения (this «этот», who «кто», nothing «ничего» и т.п.) являются местоимениями 3_го лица в точно такой же степени, как he «он» или she «она». Однако очень трудно найти лучшее название, чем «личные» местоимения, да это и не так важно. Отграничение личных местоимений от указательных иногда бывает затруднительным; так обстоит дело в датском языке, где de, dem по форме стоят в одном ряду с указательными местоимениями den, det, но функционально представляют собой множественное число как от den, det, так и от han, hun «он, она».

Подчинение. Существительные. Прилагательные. Местоимения. Глаголы. Наречия. Группы слов. Подчиненные предложения. Заключительные замечания.

Не lives on this side the river «Он живет на этой стороне реки»; здесь вся группа, состоящая из последних пяти слов, является третичной по отношению к lives «живет»; on this side, состоящее из частицы (предлога) on и дополнения this (адъюнкт) side (первичное слово), само является групповым предлогом и принимает в качестве дополнения группу the (адъюнкт) river (первичное слово). Но в предложении The buildings on this side the river are ancient «Здания на этой стороне реки древние» та же самая группа, состоящая из пяти слов, является адъюнктом к слову buildings. Таким образом можно достигнуть естественного и последовательного анализа даже самых сложных сочетаний, встречающихся в языке Один друг рассказал мне однажды следующий случай, происшедший с семилетним мальчиком. Мальчик спросил отца, могут ли дети говорить, когда они рождаются. „Нет!“ -- сказал отец. „Тогда -- заметил мальчик, -- очень странно, почему в рассказе об Иове в библии говорится, что „Job cursed the day that he was born“. Ребенок принял здесь группу („[проклял] день, когда он родился“) первичную за группу („[ругался] в день, когда он родился“) тре-тичную.

В первых трех предложениях подчиненное предложение является подлежащим, в остальных - дополнением или к глаголу, или к предлогу of. Но существует своего рода псевдограмматический анализ, против которого я должен особенно предостеречь читателя: говорят, что в предложениях, подобных второму, подлежащим к steals trash является he; оно, по мнению некоторых грамматистов, подразумевается в who, и относительное придаточное предложение стоит к нему в таком же отношении, как к слову man в сочетании the man who steals «человек, который крадет». Это - одна из многих неуместных выдумок, которыми засорили и усложнили грамматику. Такие домыслы не содействуют правильному пониманию фактов языка Суит („New English Grammar“, §§ 112 и 120) замечает, что в предложе-нии What you say is true „To, что вы говорите, справедливо“ происходит сгу-щение, причем слово what выполняет одновременно функции двух слов: оно является дополнением к say в подчиненном предложении и вместе с тем под-лежащим к глаголу is в главном предложении; в предложении What I say I mean „To, что я говорю, я и имею в виду“ what является дополнением как в главном, так и в подчиненном предложении, а в предложении What is done cannot be undone „Что сделано, того нельзя исправить“ what -- подлежащее и в главном и в подчиненном предложении. Далее он говорит, что подчинен-ное предложение, вводимое таким сгущенным (condensed) относительным сло-вом, стоит обычно перед главным, а не после него и что если изменить по-рядок следования предложений, то отсутствующее соотносительное слово будет восстанавливаться: It is quite true what you say; If I say a thing, I mean it. Однако последнее предложение не является грамматическим эквивалентом предложения What I say I mean; в нем нет ни антецедента, ни относитель-ного слова; в предложении же It is quite true what you say слово it нельзя назвать антецедентом what, поскольку невозможно сказать it what you say; о том, что оно представляет собой в действительности, см. выше, стр. 25. What не может иметь антецедента. Положение до или после главного предложения поэтому не имеет ни малейшего значения для „сгущенных“ местоимений: в некоторых из предложений Суита налицо обычный порядок с подлежащим на первом месте, а в предложении What I say I mean -- эмфатическая поста-новка дополнения на первом месте; это видно из совершенно естественного пред-ложения I mean what I say, в котором what является относительным место-имением, хотя Суит не признает его „сгущенным“ местоимением. (В последу-ющих разделах он создает излишние трудности, не видя различия между от-носительным и зависимым вопросительным предложением.)

Предикативная форма глагола. Инфинитивный нексус. Нексус без глагола. Нексус-дополнение и т.п. Нексус-субъюнкт. Нексус отклонения. Заключение. Связка. Предикатив.

Здесь будет, пожалуй, уместным сделать несколько замечаний о том, что часто называют связкой, т.е. о глаголе is как показателе завершенности соединения (нексуса) двух понятий, находящихся друг с другом в таких отношениях, в каких находятся подлежащее и сказуемое. Логики во всех предложениях любят различать три элемента: субъект, связку и предикат; the man walks «человек идет» трактуется как состоящее из субъекта the man, связки is и предиката walking. Лингвист должен признать такой анализ неудовлетворительным и не только с точки зрения английской грамматики, в которой is walking отличается по значению от walks, но и вообще. Анализ представляет некоторые трудности, когда речь идет не о настоящем времени: the man walked нельзя разложить на такое построение, которое включало бы форму is; оно может соответствовать только построению tha man was walking; но ведь логики всегда пребывают в сфере настоящего времени, выражающего вечные истины! Связка настолько отлична от типичного глагола, что многие языки вообще ее не имеют; другие в ряде случаев, как уже было показано выше, свободно обходятся без нее. Глагол be пришел к своему нынешнему состоянию в результате длительного процесса ослабления его более конкретного значения («расти»); первоначально он сочетался с предикативом точно так же, как сочетаются и теперь многие другие глаголы с более полным значением: ср. Не grows old «Он становится стар»; ср. также Не goes mad; The dream will come true; My blood runs cold; He fell silent; He looks healthy; It looms large; It seems important; She blushed red; It tastes delicious; This sounds correct и т.п. Можно далее, заметить, что предикатив употребляется не только после глаголов, но также после некоторых частиц, в английском особенно после for, to, into, as: I take it for granted «Я считаю это доказанным»; ср. также You will be hanged for a pirate (Дефо); He set himself down for an ass; He took her to wife (устарелое); She grew into a tall, handsome girl; I look upon him as a fool и др. Особый интерес это представляет в конструкциях, упомянутых выше (стр. 141): with his brother as protector «со своим братом в качестве защитника»; ср. также The Committee, with the Bishop and the Mayor for its presidents, had already held several meetings. To же и в других языках: гот. ei tawidedeina ina du юiudana «чтобы они сделали его королем»; нем. Das Wasser wurde zu Wein; дат. Blive til nar, Holde een for nar. Обратите внимание на форму именительного падежа в немецком языке: Was fьr ein Mensch, а также в датском: wat voor een и в русском после что за (ср. у Шекспира: What is he for a foole?). Интересно, что именно таким путем предлог for может управлять прилагательным (причастием); иначе это оказывается невозможным; ср. англ. I gave myself over for lost; лат. sublatus pro occiso; quum pro damnato mortuoque esset; pro certo habere alquid; ит. Giovanni non si diede por vinto; франц. Ainsi vous n' кtes pas assassinй, car pour volй nous savons que vous l' кtes. Параллель между этими конструкциями и конструкциями с предикативом после глагола проявляется также в английских правилах употребления неопределенного артикля: эти правила одинаковы в обоих случаях: in his capacity as a Bishop; in his capacity as Bishop of Durham.

«Абстрактные существительные». Инфинитив и герундий. Заключительные замечания о нексусе.

Различные определения. Психологическое и логическое подлежащее. Грамматическое подлежащее. Конструкция there is.

Что такое дополнение? Дополнение результата. Подлежащее и дополнение. Взаимность. Два дополнения. Прилагательные и наречия с дополнениями. Страдательный залог. Употребление форм страдательного залога. Средний залог. Активные и пассивные прилагательные. Активные и пассивные существительные. Нексусные существительные. Инфинитивы.

В некоторых случаях бывает трудно решить, чем является данное слово - предикативом или дополнением. Дополнение во многих случаях опознается по возможности его превращения в подлежащее пассивного предложения. Дополнение теснее связано с глаголом, а предикатив - с подлежащим (к которому он при изменившихся обстоятельствах может быть присоединен в качестве адъюнкта). Таким образом, вполне естественно, что предикативное прилагательное в тех языках, где оно склоняется, согласуется с подлежащим в числе и роде, и что предикатив независимо от того, чем он выражен - существительным или прилагательным, во многих языках ставится в том же падеже, что и подлежащее (в именительном). Нечто среднее между дополнением и предикативом мы встречаем в английском языке при глаголе make (ср. She will make a good wife) и в немецких диалектах при глаголе geben (см. примеры в словаре Гримма, 1702: Welche nit gern spinnen, die geben gute Wirtin; Wцttu en Bildhauer gдwen = Willst du ein Steinmetzer werden).

Субъюнкты («существительные, употребляемые адвербиально») часто сходны с дополнениями, и провести разграничение между этими двумя категориями не всегда легко, например: Не walks three miles «Он идет три мили». Мы не сомневаемся, что stones «камни» в сочетании throw stones «бросать камни» является дополнением к глаголу, но во многих языках здесь употребляется творительный падеж (который в древних германских языках слился с дательным); в древнеанглийском языке слово «бросать» - weorpan могло принимать дательный падеж (teoselum weorpeю «бросает кости»), хотя чаще оно сочеталось с винительным; в древнеисландском находим kasta (verpa) steinum «бросать камнями»; в русском языке глагол бросать управляет или винительным, или творительным падежом. В английском, конечно, уже нет творительного падежа, но можно говорить об «инструментальном дополнении» в таких случаях, как: She nods her head «Она кивает головой», claps her hands «хлопает в ладоши», shrugs her shoulders «пожимает плечами», pointed her forefinger at me «указала на меня указательным пальцем»; ср. также It rained fire and brimstone.

Таким образом:

Jack: Па = Кп

Jill: Да = Пп

В английской грамматике для обозначения действительного и страдательного залогов употребляются термины active и passive voice (франц. voix). Джеймс (William James, Talks to Teachers, стр. 152) рассказывает, как один из его родственников пытался объяснить маленькой девочке, что такое страдательный залог: «Suppose that you kill me: you who do the killing are in the active voice, and I, who am killed, am in the passive voice». «But how can you speak if you're killed?» - сказала девочка. «Oh, well, you may suppose that I am not quite dead!» На следующий день девочку спросили в классе о страдательном залоге, и она сказала: «It's the kind of voice you speak with when you ain't quite dead!» Этот анекдот свидетельствует не только о грубых ошибках, которые возможны при обучении грамматике (абсурдные примеры, глупые объяснения), но и о несовершенстве традиционного термина voice. Некоторые грамматисты в Германии и в других странах употребляют латинское слово genus (genus verbi). Однако оно неудобно, потому что употребляется и для обозначения грамматического рода (genus substantivi). Лучше всего, пожалуй, было бы употреблять термин turn («оборот») и говорить active and passive turn «активный и пассивный оборот». Без слов «активный» и «пассивный» вряд ли можно обойтись, хотя и они могут привести к недоразумениям: даже в работах видных ученых можно иногда найти такие высказывания, что глаголы страдать, спать, умирать следует называть скорее пассивными, чем активными, или что лат. vapulo «меня бьют» должно считаться пассивным, несмотря на форму действительного залога, или что нет ничего активного в предложениях А видит Б и А любит Б. Такие рассуждения исходят из ошибочного представления, будто активность и пассивность в лингвистическом смысле соответствуют телесной или духовной активности и пассивности; эта ошибка сходна с упомянутой нами другой ошибкой, связанной с определением дополнения.

Здесь и во всех других случаях необходимо разграничивать синтаксические и понятийные категории. Каким является глагол в синтаксическом смысле - активным или пассивным - зависит только от его формы; но одна и та же мысль иногда может быть выражена действительной, иногда страдательной формой: A precedes В = A is followed by В; A likes В = A is attracted by В. Латинская форма страдательного залога nascitur «рождается» уступила место французской форме действительного залога naоt, имеющей то же значение. На английский язык она передается то формой страдательного залога is born «рождается», то формой действительного залога originates «происходит», comes into existence «появляется». То обстоятельство, что лат. vapulo переводится на другие языки формами страдательного залога, не меняет его грамматически активного характера; а гр. apothnзskei в равной степени остается активным и в том случае, когда мы передаем его английским is killed «убит» (если после него стоит hupo = англ. by), и тогда, когда мы просто говорим dies «умирает». В самих понятиях нет ничего такого, что позволило бы навесить на глаголы ярлыки «активный» и «пассивный». И все же активность и пассивность можно считать не только синтаксическими, но и понятийными категориями. Но при этом следует говорить о значении каждого конкретного глагола в отдельности, и, что очень важно, только в том случае, когда происходит транспозиция в отношениях между подлежащим (и дополнением, если таковое имеется) и глаголом. Jill is loved by Jack «Джилл любима Джеком» и Es wird getanzt «Танцуют» являются пассивными и в синтаксическом и в понятийном отношении, поскольку подлежащие в них отличны от подлежащих в предложениях Jack loves Jill «Джек любит Джилл» и Sie tanzen «Они танцуют». В других случаях существует несоответствие между синтаксическим и понятийным активом и пассивом. Так, возьмем два предложения: Не sells the book «Он продает книгу» и The book sells well «Книга продается хорошо». Активная форма sells в первом предложении является понятийным активом, а в последнем - понятийным пассивом, поскольку то, что в одном предложении служит дополнением, в другом является подлежащим. Точно так же встречаются и другие глаголы (в одних языках меньше, в других больше), которые употребляются и в качестве понятийного актива и в качестве понятийного пассива, например:

Persia began the war «Персия начала войну»;

The war began «Война началась».

Другие примеры из английского языка: Не opened the door «Он открыл дверь» и The door opened «Дверь открылась»; Не moved heaven and earth «Он сдвинул (потряс) небеса и землю» и The earth moves round the sun «Земля движется вокруг солнца»; roll a stone «катить камень» и The stone rolls «Камень катится»; ср. также turn the leaf - The tide turns; burst the boiler - the boiler bursts; burn the wood - the wood burns и т.п.

Гораздо реже встречаются формы страдательного залога, которые допускали бы такое двоякое употребление. Дат. mindes имеет форму страдательного залога; обычно оно означает «помнить» и может тогда считаться понятийным активом; однако, когда оно употребляется, как это иногда бывает, в смысле «помнится» (Det skal mindes lжnge), оно представляет собой понятийный пассив; подобным же образом говорят: Vi mе omgеs ham med varsomhed «Мы должны обращаться с ним осторожно» и Han mе omgеs med varsomhed «С ним следует обращаться осторожно». Другие случаи понятийного пассива, не выраженного формой, можно встретить в отглагольных существительных и инфинитивах.

В этой связи надо упомянуть об одной черте грамматического строя некоторых менее известных языков, которая, по мнению ряда авторов, проливает свет на более ранние стадии развития нашей семьи языков - мы имеем в виду различение активного или переходного падежа (casus activus или transitivus) и пассивного или непереходного (casus passivus или intransitivus) падежа. В эскимосском языке одна форма, оканчивающаяся на - р, употребляется в качестве подлежащего переходного глагола (когда в этом предложении есть дополнение), а другая употребляется либо в качестве подлежащего непереходного глагола, либо в качестве дополнения переходного глагола:

Nan·o(q) Pe·lip takuva· = «Пеле увидел медведя»;

Nan·up Pe·le takuva· = «Медведь увидел Пеле»;

Pe·le o·mavoq = «Пеле живет»;

Nan·o(q) o·mavoq = «Медведь живет».

Ср. употребление в родительном падеже: Nan·up niaqua Pe·lip takuva «Пеле увидел голову медведя»; Nan·up niaqua angivoq «Голова медведя была большая»; Pe·lip niaqua nan·up takuva· «Медведь увидел голову Пеле».

Сходные правила существуют в баскском языке, в некоторых языках Кавказа и в ряде языков американских индейцев. На этом основании было выдвинуто предположение, что в индоевропейском праязыке существовала, с одной стороны, форма на - s, которая употреблялась в качестве активного падежа (субъектного или притяжательного) только от названий одушевленных существ (мужского и женского рода), и, с другой стороны, форма без окончания или с окончанием - m, которая употреблялась в качестве пассивного или объектного падежа, служила также подлежащим непереходных глаголов и постепенно стала употребляться как форма именительного падежа от названий неживых предметов (средний род). Падеж на - s позже расщепился на два падежа - именительный и родительный, причем последний в некоторых случаях характеризовался особенностями ударения, а иногда дополнительным суффиксом. Однако первоначально он обозначал не столько обладание как таковое, сколько очень тесное естественное единство и взаимосвязь Uhlenbeck, „Indogermanische Forschungen“, 12.170; Kьhn's „Zeitschrift fьr vergleichende Sprachforschung“, 39. 600, 41. 400, Karakt.k.bask. gramm., 28, Amsterdam, Acad. Verslagen, изд. 5-е, ч. 2, 1916; Holger Pedersen, Kьhn's „Zeifschrift fьr vergleichende Sprachforschung“, 40. 151 и сл.; Schuchardt, „Indogermanische Forschungen“, 18. 528, Berlin, Acad.,1921, 651. Другие взгляды высказывали Finck, Berlin Acad., 1905, Kuhn's „Zeitschrift fьr verglei-chende Sprachforschung“, 41. 209 и сл. и Sapir, „International Journal of Ame-rican Linguistics“, т. I, 85..

Нетрудно заметить, что такие гипотезы помогают объяснить ряд особенностей нашей системы грамматического рода, а также системы падежей. Об этом следует помнить, когда пойдет речь о «субъектном» родительном падеже, хотя, как мы увидим, он употребляется не только в сочетании с существительными, образованными от переходных глаголов, но и с существительными от непереходных и пассивных глаголов, и его нельзя отграничить от «объектного» родительного падежа.

Употребление форм страдательного залога

Мы употребляем формы действительного или страдательного залога в зависимости от того, из какого первичного компонента предложения мы исходим: Jack loves Jill и Jill is loved by Jack в основном означают одно и то же, но они не во всех отношениях полностью синонимичны; поэтому наличие обеих конструкций не является излишним. Как правило, лицо или предмет, который находится в центре внимания в данный момент, становится подлежащим предложения, а глагол должен получать соответственно то форму действительного, то форму страдательного залога. Если проанализировать все случаи употребления страдательного залога, встречающиеся в связном тексте, то можно обнаружить, что чаще всего выбор страдательного залога определяется одной из следующих причин:

1) Активное подлежащее неизвестно или не может быть легко установлено: ср. Не was killed in the Boer war «Он был убит в бурскую войну»; The city is well supplied with water «Город xoрошо снабжается водой»; I was tempted to go on «Я чувствовал искушение продолжать»; The murderer was caught yesterday «Убийца был пойман вчера»: здесь факт задержания убийцы гораздо более важен, чем указание на то, какой полицейский его задержал. Очень часто активное подлежащее представляет собой «обобщенное лицо»: it is known «известно» = франц. on sait. В предложении The doctor was sent for «Послали за доктором» не упоминается ни тот, кто послал, ни тот, кого послали за доктором.

2) Активное подлежащее выясняется из контекста: His memory of these events was lost beyond recovery «Воспоминание об этих событиях было у него безнадежно утрачено»; She told me that her master had dismissed her. No reason had been assigned; no objection had been made to her conduct. She had been forbidden to appeal to her mistress и т.д. «Она сказала мне, что хозяин ее уволил; не было дано никакого объяснения; по поводу ее поведения не было высказано никаких претензий. Ей даже запретили обратиться к хозяйке».

3) Может быть и другая причина, в силу которой не упоминается активное подлежащее, - соображения такта, или деликатность; так, например, часто избегают местоимения 1_го лица, особенно в письменной речи: Enough has been said here of a subject which will be treated more fully in a subsequent chapter «Здесь было достаточно сказано о том, что будет рассмотрено полнее в одной из следующих глав». В шведском языке страдательные конструкции часто употребляются для того, чтобы избежать громоздких заменителей личных местоимений 2_го лица: Цnskas en tдndstick? «Хотите спичку?»; Finns inte en tдndstick? «Нет ли у вас спички?«

Ни в одном из этих случаев не упоминается активное подлежащее, а во многих языках, на что нередко указывалось, отсутствие активного подлежащего в пассивных предложениях является правилом (арабский, латышский, древнелатинский; Wасkernagel, Vorlesungen ьber Syntax, Basel, 1920, 143). Подсчеты, произведенные некоторыми из моих учеников, уже давно показали мне, что от 70 до 94 процентов пассивных предложений, употребляемых различными английскими писателями, не содержат никакого упоминания об активном подлежащем.

4) Даже тогда, когда активное подлежащее указано («конвертированное подлежащее»), предпочитают пассивную конструкцию, если говорящий больше интересуется пассивным подлежащим, чем активным: The house was struck by lightning «В дом ударила молния»; His son was run over by a motor car «Его сына переехал автомобиль».

5) Пассивная конструкция может облегчить соединение одного предложения с другим: Не rose to speak and was listened to with enthusiasm by the great crowd present «Он поднялся, чтобы говорить, и был с воодушевлением выслушан собравшейся большой толпой».

Во многих языках употребление форм страдательного залога подвергается определенным ограничениям, которые не всегда легко объяснить. Глагол have (have got) «иметь» в своем основном значении редко употребляется в страдательном залоге (хотя и может употребляться так: This may be had for twopence at any grocer's «Это можно купить за два пенса в любом бакалейном магазине»). Педанты иногда возражают против предложений типа This word ought to be pronounced differently «Это слово должно было бы произноситься иначе» (потому что слову не присуще чувство долга!) или Her name will have to be mentioned «Ее имя должно быть упомянуто». В некоторых языках непереходные глаголы в формах страдательного залога вполне обычны: ср. лат. itur, itum est, curritur, нем. es wird getanzt, даже «Was nьtzte es auch, gereist muЯte werden; man muЯte eben vorwдrts, solange es ging» (Ch. Bischoff), дат. der danses, her mе arbejdes. Однако в английском и во французском языках такие случаи не встречаются.

Количество падежей в английском языке. Родительный падеж. Именительный падеж и косвенные падежи. Звательный падеж. Заключительные замечания о падежах. Предложные группы.

Счет. Обычное множественное число. Приблизительное множественное число. Единства высшего порядка. Общее число. Названия массы.

Введя термин «название массы» и ограничив термин «собирательные существительные» определенным разрядом слов, я последовательно противопоставил эти термины друг другу (понятие числа логически неприменимо к названиям массы, но вдвойне применимо к собирательным существительным); таким путем, надеюсь, я внес известный вклад в разъяснение этой трудной проблемы. Необходимость термина типа «название массы» нередко ощущается в словарях; в Оксфордском словаре, например, мы часто встречаемся с определениями вроде следующего: «claptrap (1) with pl.: A trick… (2) without a or pl.: Language designed to catch applause», т. e. «(1) название предмета, (2) название массы». Моя классификация представляется мне более удачной, чем две самые продуманные классификации, какие я знаю, - классификации Суита и Норейна.

Согласно Суиту («New English Grammar», § 150 и сл.), основное деление проходит между существительными вещественными (или конкретными) и существительными абстрактными (т. e. словами типа redness «краснота», stupidity «глупость», conversation «разговор»). Конкретные существительные подразделяются далее на:

Суит не видит сходства по существу между «названиями материала» и «абстрактными существительными»; неудачен и самый термин «названия материала», поскольку многие названия нематериальных явлений отличаются теми же особенностями, что и слова iron и glass. Не вижу я и целесообразности разграничения между названиями разрядов, представленных единичным предметом (например, sun «солнце» в разговорном языке, в отличие от научного языка), и названиями разрядов, представленных многими предметами (например, tree «дерево»); в обоих случаях мы имеем дело с исчисляемыми предметами, хотя в одном случае представляется больше возможностей употреблять слово во множественном числе, чем в другом.

Классификация Норейна весьма оригинальна (A. Noreen, Vеrt Sprеk, Lund, 1903, 5, 292 и сл.), кроме «абстрактных существительных» (слов типа красота, мудрость и т.п.) он устанавливает следующие разряды:

I. Неделимые существительные (impartitiva) обозначают предметы, не поддающиеся делению на несколько однородных частей. Сюда относятся «individua», например, I «я», Stockholm, the Trossachs и «dividua», например parson «священник», man «человек», tree «дерево», trousers «брюки», measles «корь». Даже слово horses «лошади» в предложении Horses are quadrupeds «Лошади - четвероногие животные» является неделимым, поскольку оно обозначает неделимый класс - лошадь (это предложение синонимично предложению A horse is а quadruped «Лошадь - четвероногое животное», стр. 300).

II. Делимые существительные (partitiva). Они распадаются на два разряда:

А. Вещественные (materialia), например: Iron is expensive now «Железо сейчас дорого»,

Не eats fish «Он ест рыбу», This is made of wood «Это сделано из дерева».

Б. Собирательные существительные. Они подразделяются на:

(1) Собирательно-тотальные, например: brotherhood «братство», nobility «знать», army

«армия», и

(2) собирательно-плюральные; здесь даются примеры: many a parson, many parsons «много священников», every parson «каждый священник», далее обычные формы множественного числа: fires «огни», wines «вина», waves «волны», cows «коровы» и т.п. Собирательно-плюральные в свою очередь подразделяются на (а) однородные: horses «лошади» и т.п. и (б) разнородные: we «мы», parents «родители» (соответствующее единственное число - father «отец» или mother «мать»). Эта последняя группа соответствует, хотя и не полностью, тому, что я называю приблизительным множественным числом: чистой случайностью оказывается то, что в шведском языке нет единственного числа к fцrдldrar «родители» и что Норейн поэтому в качестве единственного числа дает слова «отец» и «мать»: в других языках возможно употребление слова «родители» в единственном числе (например, в разговорном датском языке - en forњlder); этот случай не следует сопоставлять с соотношением «мы» - «я», тем более, что слово father образует естественную форму множественного числа fathers (например, The fathers of the boys were invited to the school «Отцы мальчиков были приглашены в школу»), тогда как от слова I обычное множественное число немыслимо. В целом система Норейна кажется мне в высшей степени искусственной и представляющей мало ценности для лингвиста, поскольку она разделяет явления, естественно связанные друг с другом, и создает такие ненужные разряды, как разряд неделимых существительных, не говоря уже о том, что в термин «собирательные существительные» вкладывается слишком широкое значение. Для нас важно, какие понятия допускает соотнесение со словами «один» и «два», но не важно, какие понятия и вещи могут быть разделены на однородные части. Понятие числа, несмотря на всю его важность в реальной жизни, у Норейна отодвинуто в сторону и как бы загнано в дальний угол. Соответственно, на стр. 298 (где он говорит о множественном числе), делая совершенно правильное и меткое замечание о том, что подлинным единственным числом от «мы» является «один из нас», он не идет дальше и не говорит, что в том же смысле настоящим единственным числом от «лошади» является не «лошадь», а «одна из лошадей», а следовательно, множественным от «один из нас» («одна из лошадей») будет не всегда «мы» («лошади»), а «некоторые из нас» («некоторые из лошадей»).

Различные аномалии. Обобщенное единственное и множественное число. Двойственное число. Число у вторичных слов. Множественное число глагольного понятия.

Для обозначения места в каком-либо ряду большинство языков (все языки?) образовало специальные слова от (количественных) числительных; эти слова называются порядковыми числительными. Очень часто первые порядковые числительные не образуются по общему правилу от соответствующих количественных: primus, first, erst «первый» не имеют отношения к unus, one, ein «один», но с самого начала обозначают первого в пространстве или времени. Лат. secundus первоначально означало «следующий» и, таким образом, ничего не говорило о том, сколько предшествует; часто для обозначения второго в ряду употребляется слово, имеющее неопределенное значение - «другой»; например: др.-англ. oрer (сохранившееся в современном английском языке в качестве неопределенного местоимения other, в то время как порядковое числительное заимствовано из французского языка), нем. ander, дат. anden. Во французском мы находим правильное образование от deux - deuxiиme (сначала, вероятно, в сочетаниях типа vingt-deuxiиme; ср. vingt-et-uniиme).

Во многих случаях, там, где с точки зрения строгой логики требовались бы порядковые числительные, употребляются количественные числительные; это вызывается соображениями удобства, особенно если речь идет о больших числах, например: In 1922 = в тысяча девятьсот двадцать втором году от рождества Христова (в русском языке в этом случае употребляются порядковые числительные); далее, при чтении таких обозначений, как line 725, page 32, Chapter XVIII и т.п.; во французском языке также: Louis XIV, le 14 septembre и т.п.

После слова «номер» такое употребление количественных числительных вместо порядковых является всеобщим: «номер семь» значит «седьмой в ряду». Ср. также обозначение часа: at two o'clock «в два часа», at three-fifty «в три часа пятьдесят минут».

Обратите внимание на употребление порядковых числительных в нем. drittehalb, дат. halvtredie «два с половиной» (третий элемент есть только половина), а также на несколько иное употребление в шотл. at half three, дат. klokken halv tre, нем. um halb drei Uhr «B половине третьего».

Во многих языках порядковые числительные (со словом «часть», «доля» или без него) могут употребляться для обозначения дробей: ср. five-sevenths, cinq septiиmas, fьnf Siabentel, fern syvendedel и т.п. Однако для обозначения половины существует специальное слово: half, demi и т.п.

Определения. Общее и родовое лицо. Понятийное и грамматическое лицо. Косвенная речь. 4_е лицо. Возвратные и взаимные местоимения.

6) Так же точно и в немецком - с одним дополнительным ограничением: это местоимение соотносится с мужским и средним родом, но не с женским: ср. seine Hдnde «его руки», но ihre Hдnde «ее руки « Будет нелишним напомнить здесь читателю, что притяжательное место-имение в некоторых языках, помимо обозначения пола (или рода) „обладателя“, указывает также на род существительного, к которому оно является адъюнк-том. Различные возможности можно усмотреть из следующих переводов на французский, английский, немецкий и датский языки:

Son frиra = his brother, her brother = sein Bruder, ihr Bruder = hans broder, hendes broder, sin broder.

Sa sњur = his sister, her sister =seine Schwester, ihre Schwester = hans sшster, hendes sшster, sin sшster.

Son chat = his cat, her cat = seine Katze, ihre Katze = hans kat, hendes kat, sin kat.

Различные языки. Индоевропейский род. Пол. Общий пол. Одушевленные и неодушевленные. Понятийный средний род.

bader da = ребенок есть.

«Тяжелый», если речь идет о мужчине, выражается словом watshi, о женщине - jatshi, о вещи - batschi, а «тяжесть», соответственно, может быть watshol, jatshol, batshol. Waљo значит «брат», jaљo - «сестра», woh - «мальчик», job - «девочка».

В родственном чеченском языке «я есмь» передается словами suo wu - если говорит мужчина, suo ju - если говорит женщина, и suo du - если говорит ребенок (Fr. Мьller, GrundriЯ, III, 2. 162).

В андаманском языке один класс охватывает неодушевленные предметы, другой - одушевленные существа, которые подразделяются далее на людей и другие одушевленные существа. Имеет место деление частей человеческого тела на семь классов, и это деление переносится на неодушевленные предметы, которые имеют какое-то отношение к частям человеческого тела (P.W. Schmidt, Stellung der Pygmдervцlker, 121).

В алгонкинских языках различаются одушевленные существа и неодушевленные предметы, хотя распределение в ряде случаев представляется с нашей точки зрения весьма странным: в то время как части человеческого тела считаются неодушевленными, части тела животных относятся к одушевленным. (См. J. Р.В. Josselin de Jong, De Waardeeringsonderscheiding van Levend en Levenloos, Leiden, 1913, где эта система сравнивается с системой рода в индоевропейских языках и рассматриваются различные теории происхождения последней.)

В хамитских языках мы находим деление на два класса, из которых один включает обозначения лиц, больших и важных предметов и существ мужского пола, а другой - обозначение вещей, малых предметов и существ женского пола; при этом в некоторых языках находим любопытное правило, согласно которому слова первого класса во множественном числе принадлежат ко второму классу и наоборот. При помощи одних и тех же префиксов «мужчина» превращается в «маленького мужчину», «брат» - в «сестру», а «пес» - в «суку» или «щенка»; в бедуинских языках слово ando «экскременты» принадлежит к мужскому роду, когда идет речь о лошади, воле или верблюде, но к женскому, если имеются в виду более мелкие животные. Грудь женщины мужского рода, а грудь мужчины, меньшая по величине, - женского. (Meinhof, Spr. der Hamiten, 23 и в других местах; Die moderne Sprachforschung in Afrika, 134 и сл.)

Род в семитских языках обычно считается наиболее сходным с системой рода в индоевропейских языках, хотя в семитских языках нет среднего рода, а глагольные формы согласуются с родом (полом) подлежащего. Такое положение мы находим в арабском языке: katabta «ты написал», katabti «ты написала», kataba «он написал», katabat «она написала», 2_е л. мн. ч. katabtum (м. р.), katabtunna (ж. р.); 3_е л. katabы (м. р.), katabna (ж. р.); однако в 1_м лице такого различия не наблюдается: katabtu «я написал(а)», katabnв «мы написали».

Одушевленные Неодушевленные

he, she it

«он, она» «оно»

who what (вопросительное)

«кто» «что»

who which (относительное)

«кто» «который»

somebody, someone something

«кто-то» «что-то»

anybody, anyone anything

«кто-нибудь» «что-нибудь»

nobody, no one nothing

«никто» «ничего»

everybody, every one everything

«все, каждый» «всё»

all (мн. ч.) all (ед. ч.)

«все» «всё»

the good (мн. ч.) the good (ед. ч.)

«хорошие (люди)» «хорошее».

С древнейших времен в английском языке существовала сильная тенденция употреблять местоимение it (др.-англ. hit) для обозначения предметов. Так было даже тогда, когда еще была жива система трех родов (мужскою, женского и среднего) и когда род проявлялся в формах адъюнктов (артиклей, местоимений, прилагательных). Приведу несколько примеров из интересной статьи Мура (S. Moore, Grammatical and Natural Gender in Middle English, Publ. Mod. L. Ass., 1921): hiжw… beorhtne (вин. п. м. p.)… hit; anne arc… hit; жnne calic… hit; юisne calic, hit; юeos race… hit. Из Ancrene Riwle: юene kinedom… hit; юeo iike scheadewe… hit; юene drunch… hit. (В статье Мура это явление смешивается с употреблением местоимения heo «она» в соотношении с такими словами, как слова среднего рода wif, mжgden и словом мужского рода wifman, а также с употреблением местоимения he «он» для слова среднего рода cild; было бы лучше рассматривать эти явления отдельно: именно последнее употребление, но не первое, довольно часто встречается в современном немецком языке.) Подобное употребление it стало, естественно, еще более распространенным после того, как исчезли прежние падежные и родовые различия в местоимениях-адъюнктах и прилагательных и когда около 1600 г. появилась новая форма родительного падежа its (прежде употреблялась форма his для мужского и среднего рода). Its вытеснило также и диалектную форму родительного падежа it, которую начинали уже употреблять в литературном языке.

Однако в английском языке невозможно провести отчетливую демаркационную линию между одушевленным родом, представленным he или she, и неодушевленным, представленным it. Местоимение it может употребляться по отношению к маленькому ребенку или животному, если его пол неизвестен говорящему или если ребенок или животное его мало интересует: чем больше он будет интересоваться ребенком или животным, тем менее он будет склонен употреблять it, a he и she во многих случаях можно употребить по отношению к животному, даже независимо от того, известен ли говорящему пол животного (a hare «заяц»… she, а canary-bird «канарейка»… he, a crocodile «крокодил»… he, an ant «муравей»… she и т.п.). С другой стороны, говоря о предметах в более или менее шутливом тоне, можно употребить he или she и тем самым подчеркнуть особый интерес к ним. Чаще всего для иллюстрации этого приводится известный пример из языка моряков, которые употребляют местоимение she в применении к кораблю. У Диккенса слово coach «карета» соотносится также с she, а у современных автомобилистов наблюдается тенденция употреблять это местоимение в применении к своей машине.

Страна может с разных точек зрения трактоваться как одушевленное существо или неодушевленный предмет. С одной стороны, говоря о Франции, можно сказать: It certainly is smaller than Spain, but then it is much more fertile «Она, конечно, меньше Испании, но зато гораздо плодороднее», а с другой стороны - I do not approve of her policy in the reparations question «Я не одобряю ее политики в вопросе о репарациях»: в последнем случае Франция рассматривается как действующее лицо, а отсюда и обозначающее пол местоимение; и если избирается местоимение женского рода, несмотря на то, что политические руководители (еще!) мужчины, - это происходит в силу литературной традиции, идущей от французского языка и латыни, в соответствии с которой названия стран были женского рода. В немецком и датском языках, где ее влияние не было таким сильным, названия государств даже как политических организмов причисляются к среднему роду: es, det (хотя иногда бывает возможно заменить название страны названием лица - Franskmanden «француз» - и сказать: Ja, Franskmanden, han veed nok hvad han vil, не имея в виду никакого конкретного француза).

До некоторой степени аналогичный случай представляет слово heaven «небо», которое может соотноситься с he, когда оно является завуалированным обозначением бога. Nature «природа», когда она рассматривается как активная сила, будет «она», в соответствии с латинским (и французским) родом. Браунинг же переносит это на слово fate «судьба» (Let fate reach me how she likes), несмотря на латинский род „Donnerwetter! was ist doch manchmal diese verdammte Welt niedertrдchtig schцn! Man sollte gar nicht glauben, daЯ sie dabei einen so hundsgemein behandeln kann!“ -- „Kein Wunder“, meinte Hermann Outzeit, „es heiЯt ja die Welt!“ -- „Frau Welt!“ rief Doktor Herzfeld und lachte (G. Hermann). Это озорное замечание возможно потому, что немецкое слово Welt „мир“ женского рода и означает (1) весь внешний мир или природу, которая не относится ни к мужскому, ни к женскому полу, и (2) человечество, которое объединяет в себе как существа мужского, так и существа женского пола. Такое употребление было бы невозможно ни во французском (le moride), ни в английском, ни в турецком языке.. Когда о солнце (sun) говорят «он» (he), а о луне (moon) - «она», это не означает, что они воспринимаются как одушевленные существа; это условная литературная традиция, идущая из латинского языка: известно, что слово «солнце» как в древнеанглийском, так и в других германских языках было женского рода, а «луна» - мужского.

Не может быть никакого сомнения, что тенденция олицетворять неживые предметы и отвлеченные понятия в поэзии (например, обращаться к смерти как к живому существу) и соответствующее изображение таких понятий в скульптуре в большой степени вызваны влиянием языков с системой рода, главным образом, конечно, латыни. Однако многие справедливо отмечали (в том числе Ениш, 1796), что подобное олицетворение более рельефно в английском языке, чем, например, в немецком, поскольку употребление местоимения he или she в таких условиях, когда в повседневном языке постоянно употребляется it, сразу привлекает внимание; в немецком языке этого нет, поскольку там каждый стул и каждый камень в повседневной речи будет er, а каждое растение и каждый нос - sie. Можно также заметить, что и английские поэты пользуются гораздо большей свободой в выборе пола, который они приписывают таким понятиям Thy wish was father, Harry, to that thought (Шекспир). -- Your wish is mother to your thought (Голсуорси, Верность, акт II). -- It is small wonder -- the wish being parent to the thought -- that some accepted the rumour (McKenna, While I Remember, 149).. Тум (Thum) сопоставляет предложение из Шекспира: See how the morning opes her golden gates, And takes her farewell of the glorious sun, в котором утро - это возлюбленная, прощающаяся со своим любимым, и перевод Шлегеля: Sieh, wie sein Tor der goldene Morgen цffnet, Und Abschied von der lieben Sonne nimmt, где из-за грамматического рода слов Morgen и Sonne получается обратное взаимоотношение. У Мильтона: Sin is talking to Satan who has begotten on her his son Death; подобное предложение невозможно во французском переводе, поскольку le pйchй не может быть матерью, a la mort не может быть сыном. Обратите также внимание на замечание Брюно (F. Brunot, La pensйe et la langue, Paris, 1922, 87): Le hasard des genres a crйй aux artistes de grands embarras. La Grвce, la Beautй, la Science, prenaient facilement figure de femme, mais la Force? On a eu recours а Hercule!

Некоторые из различий, перечисленных на стр. 273, развились сравнительно недавно; так, например, относительное местоимение which до начала XVII в. могло употребляться по отношению к лицу. Когда this и that употребляются в качестве первичных слов, они являются неодушевленными; обратите также внимание на различия в определениях, которые даются в словарях, например: «Rubber - one who, or that which rubs». Когда опорное слово one является анафорическим (т.е. соотносится со словом, уже упомянутым), оно может быть или одушевленным или неодушевленным (this cake… the only one I care for), но когда оно не соотносится таким образом с только что упомянутым словом, оно всегда обозначает лицо (ср. the great ones of the earth). Все это подробно рассматривается в «Modern English Grammar», т. II, в разных местах.

Следует упомянуть и о том, что собирательные существительные могут сочетаться с глаголом во множественном числе только в том случае, если они обозначают одушевленные существа (family «семья», police «полиция»), иначе они всегда сочетаются с формой единственного числа глагола (library «библиотека», forest «лес»). Достойно внимания, что родительный падеж (на - s) вышел из употребления, за исключением существительных, обозначающих живые существа (the man's foot, но the foot of a mountain), и некоторых пережиточных застывших конструкций (out of harm's way; a boat's length from the ship) „Если мы употребим выражение England's history „история Англии“ вме-сто более обычного the history of England, мы тем самым подчеркнем, что название страны употреблено с некоторым приближением к олицетворению“. (Bradley, The Making of English, London, 1904, 60.).

В немецком языке различие между одушевленными и неодушевленными предметами выражено не так ярко, как в английском: многие предметы соотносятся с местоимениями er, sie, dieser, jene и т.д., т.е. с теми же самыми местоимениями, которые употребляются для обозначения лиц. И все же есть определенные указания на различие, кроме явного противопоставления wer и was: формы дательного падежа ihm, ihr употребляются при обозначении предметов не очень часто; в этих случаях вместо сочетаний mit ihm, mit ihr, in ihm, in ihr и т.п. используются сложные образования damit, darin и т.п. Местоимения derselbe, dieselbe чаще применяются к неодушевленным предметам, чем к живым существам; притяжательное местоимение sein обычно относится только. к живым существам: Sie legte die Hand auf den Stein und empfand dessen Wдrme или die Wдrme desselben (Curme, A Grammar of the German Language, New York, 1922, 168). Прежний дательный падеж исчез у местоимений среднего рода was, etwas, nichts; в тех случаях, когда об одушевленных существах говорят mit wem, von wem, в отношении неодушевленных употребляются сложные образования с wo - (womit, wovon).

Значение понятия среднего рода подчеркивается иногда любопытным явлением: это понятие превозмогло значение множественности в слове beides, означающем «обе вещи» (в отличие от beide «оба лица»). Точно так же mehreres «несколько вещей», но mehrere «несколько лиц»; ср. также alles «всё» (лат. omnia - мн. ч. ср. р.), к которому, разумеется, есть параллели в других языках: англ. all ед. ч. ср. р. (которое постепенно вытесняется местоимением everything, в то время как all без определяемого употребляется только для обозначения лиц во множественном числе), дат. alt и т.п. Дат. alting было первоначально формой множественного числа со значением «все вещи», но теперь оно употребляется в качестве формы среднего рода единственного числа: Alting er muligt. Ср. также much (viel, vieles) = many things (viele Dinge).

В датском языке различие между одушевленностью и неодушевленностью грамматически выражается не очень отчетливо. Однако существует вопросительное местоимение hvem, которое употребляется для обозначения живых существ, и местоимение hvad - для обозначения предметов; эти местоимения соответствуют английским who и what; далее, вместо самостоятельного употребления begge (= both), как первичного слова, существует тенденция употреблять begge to для обозначения живых существ и begge dele для обозначения предметов, что соответствует alle (allesammen) «все» и alt (alting) «всё». Местоимения, указывающие на пол, - han «он» и hun «она» - употребляются для обозначения людей и тех высших животных, к которым говорящий проявляет особый интерес; с остальными животными соотносятся местоимения den или det в зависимости от рода: lammet, svinet… det, hesten, musen… den «ягненок, свинья. лошадь, мышь». - То же самое местоимение относится и к предметам: huset… det, muren… den «дом,… стена». Так же, как и в английском языке, хотя не в той же степени, здесь наблюдается тенденция избегать употребления родительного падежа на - s от названий неодушевленных предметов: мы говорим taget pе huset, trжerne i haven чаще, чем husets tag, havens trжer «крыша дома, деревья сада».

Шведский литературный язык сохранил прежнюю систему рода в гораздо большей степени, чем датский, но в нем наблюдается та же тенденция, что и в датском: при обозначении вещей употреблять den вместо более старых местоимений мужского и женского рода han и hon; см. очень интересное исследование Тегнера (Tegnйr, Om genus i svenskan, 1892).

Во французском языке, конечно, есть qui (qui est-ce qui), противопоставляемое que (qu'est-ce que) и quoi; далее, en соотносится с неодушевленностью, в то время как в отношении одушевленных существ употребляется притяжательное местоимение: J'en connais la prйcision, если речь идет о часах; Je connais sa prйcision, если речь идет о человеке (однако встречаются случаи, когда son необходимо, даже если речь идет о предмете; относительное слово, соответствующее en, - а именно dont - употребляется в обоих случаях).

В испанском языке есть правило, согласно которому дополнение оформляется предлогом а, если оно обозначает одушевленное существо: Не visto al ministro «Я видел министра», но He visto Madrid «Я видел Мадрид». В русском языке и в других славянских языках в аналогичных случаях употребляется родительный падеж вместо винительного. В некоторых современных языках Индии, например в хинди, дополнение, обозначающее живое существо, имеет окончание - ko, в то время как для обозначения неодушевленных предметов употребляется форма, тождественная форме именительного падежа (S. Konow, Festskrift til A. Torp, 99). Таким образом, в разных языках различие между этими двумя классами отражается в передаче дополнения, но поскольку средства, при помощи которых это достигается, совершенно различны, здесь, очевидно, проявляется черта, которая коренится в общности психологии людей во всем мире. (Ср. также окончание индоевропейского именительного падежа - s, если оно первоначально было характерно для названий живых существ, что, однако, более чем сомнительно, поскольку, с одной стороны, - s встречается в названиях неодушевленных предметов, например лит. naktis, лат. nox, а с другой - многие обозначения одушевленных существ, по-видимому, никогда не имели - s, например лат. pater, гр. kuфn.)

Различие между одушевленными существами (или лицами) и неодушевленными предметами (или «не лицами») иногда проявляется косвенно в том, какие падежные формы продолжают существовать, а какие исчезают. В дательном падеже чаще употребляются слова, обозначающие одушевленные существа, чем неодушевленные предметы. Поэтому формы винительного падежа, существовавшие в древнейший период английского языка (mec, юec, usic, eowic), были рано вытеснены формой дательного падежа (me, юe, us, eow - теперь me, thee, us, you), а несколько позже прежние формы дательного падежа (hire «ей», him «ему», hem «им» [совр.'em], hvam «кому») вытеснили формы винительного падежа (hie, hine, hie, hwone); them также было формой дательного падежа. С другой стороны, в среднем роде старые формы винительного падежа (hit [it], that, what) сохранились за счет форм дательного. Подобным же образом в датском языке прежние формы дательного падежа (ham, hende, dem, hvem) вытеснили формы винительного (правда, в случае mig и dig произошел обратный процесс); в севернонемецком wem употребляется вместо wen; то же и во франц. lui, ит. lui, lei, loro (но не при употреблении с глаголами); в случае же нем. was, франц. quoi и т.п. победу одержала форма винительного падежа.

У существительных, обозначающих живые существа, старая форма именительного падежа вытесняет иногда формы косвенных падежей; у существительных, обозначающих неодушевленные предметы, наблюдается обратный процесс. Например, как указывали Бехагель, Бойунга и Тегнер, в немецком склонении на - n форма именительного падежа (Bote, Erbe, Knabe) сохранилась только у названий живых существ; у неодушевленных предметов обобщается форма косвенных падежей: Bogen, Magen, Tropfen. Подобным же образом и в шведском языке у существительных maga, bеga, strupa, aga, vana одержал верх винительный падеж, в то время как в словах gubbe, granne, bonde был сохранен и обобщен именительный (Tegnйr, Om genus i svenskan, Stockholm, 1892, 221). В названиях лиц сохранилось и другое окончание именительного падежа: slarver, spjuver, luver (там же, 225). В старофранцузском языке существовало различие между именительным и косвенным падежами; обобщался обычно последний; сохранившиеся же формы именительного падежа, как заметил Бреаль (Brйal, Mйmoires de la Sociйtй de Linguistique, 6. 170), обозначают людей; например: traоtre, soeur, fils, maire.

Неживые предметы рассматриваются, вполне естественно, как нечто менее значительное, чем живые существа; а поскольку средний род (в тех языках, где он существует) употребляется предпочтительно для обозначения предметов, у среднего рода появился известный оттенок пренебрежительной оценки в применении к живым существам (людям и животным). Интересно, что в датском языке многие слова бранного характера принадлежат к среднему роду: et fjols, pjok, fж, bжst, drog; некоторые названия животных, употребляемые главным образом в пренебрежительном значении, в исторический период изменили свой род и стали словами среднего рода: ср. шg, asen, жsel, kreatur. Это можно сопоставить с тем, что, как известно, уменьшительные существительные в различных языках часто относятся к среднему роду, даже если слова, от которых они образованы, принадлежат к другому роду: ср. гр. paidion «маленький мальчик» от pais, нем. Fischlein, Frдulein, Bьbchen, Mдdchen и др. Любопытно отметить, что, когда эти окончания, которые всегда при-надлежат к среднему роду, присоединяются к именам собственным, возможно употребление артикля женского рода с -chen: die arme Gretchen, но не с -li (диалект.): das Bдbeli, хотя при мужских именах можно сказать, например, der Jakцbli (Tobler, Vermischte Beitrдge zur franzцsischen Grammatik, Leip-zig, 1921, 5. 7). Я полагаю, что многочисленные итальянские уменьшительные существительные на - ino от существительных женского рода первоначально принадлежали не к мужскому, а к среднему роду: casino, tavolino, ombrellino от casa, tavola, ombrella, также donnino, manino наряду с donnina, manina. Я даже решаюсь высказать предположение, что тот же самый средний род с оттенком пренебрежительности кроется за любопытными случаями, которые мы встречаем, когда для обозначения маленьких предметов употребляются формы на - о, а для обозначения больших - формы на - a: buco «дырочка», coltello «ножичек» при buca, coltella и т.п. В диалектах юго-восточной Ютландии некоторые названия молодых животных, в датском языке принадлежащие к общему роду, стали словами среднего рода: et kalv, hvalp, gris, kylling (M. Kristensen, Nydansk, 1906, 57). В шведском языке слово individ всегда употребляется с en, если применяется к человеку, часто также к высшему животному, но если речь идет о более низшем животном, говорят ett individ (Tegnйr, там же, 39); в датском языке это слово всегда среднего рода, как в латинском и немецком.

Кроме разграничения, о котором говорилось в главе, посвященной числу (гл. XIV, стр. 229), иногда встречается тенденция установить грамматическое разграничение и между названиями предметов (исчисляемыми) и названиями массы (неисчисляемыми). В юго-западных диалектах Англии «вещи, имеющие определенные очертания», обозначаются местоимением «он» (he, вин. п. en из др.-англ. hine) и определяются местоименными адъюнктами theдse, thik, в то время как «бесформенные массы» соотносятся с «оно» (it) и определяются адъюнктами this, that: ср. Come under thease tree by this water; goo under thik tree, an zit on that grass (Barnes, Dorset Gr., 20; Ellis, On Early English Pronunciation, 5, 85; Wright, Dial. Gr., § 393, 416 и сл.). В других языках существует тенденция относить названия массы предпочтительно к среднему роду; например, нем. das Gift, das Kies «яд, гравий» уже вытеснили или вытесняют более ранние die Gift, der Kies. Точно такое же явление наблюдается сейчас в датском языке: stшvet вместо прежнего stшven «пыль». Но в датском языке эта тенденция идет еще дальше. Для указания количества при названиях массы употребляются адъюнкты в форме среднего рода, даже если эти слова в других отношениях являются словами общего рода. Так, например, мы говорим mжlken, osten «молоко, сыр», но alt det mжlk, noget andet ost «все то молоко, какой-то другой сыр» (при обозначении массы; «другой сыр» при обозначении предмета будет en anden ost). Jeg kan ikke nшjes med det te «Я не могу удовлетвориться этим количеством чая», но… med den te, если имеется в виду сорт или качество. Многие диалекты Ютландии идут еще дальше: в этих диалектах все слова, обозначающие неисчисляемые предметы, независимо от их первоначального рода, принадлежат к среднему роду, а в диалекте Ханхерредера произошло дополнительное изменение: все названия предметов перешли в общий род: iset, jordet, skiben, husen «лед, земля, корабль, дом» (в литературном датском: isen, jorden, skibet, huset).

Сравнительная и превосходная степени. Равенство и неравенство. Ослабленные сравнительная и превосходная степени. Скрытое сравнение. Формальная сравнительная степень. Обозначение меры. Вторичные и третичные слова.

Система девяти времен. Семь времен. Главные подразделения времени. Подчиненные подразделения времени. Экономия речи. Невременнуе употребление временных форм.

Однако такое расположение не является удовлетворительным; гораздо лучше расположить семь подразделений времени на прямой линии. Тогда, если употреблять громоздкие термины, напоминающие систему Мадвига, допрошедшее время, очевидно, будет «прошедшим в прошедшем», а послепрошедшее - «будущим в прошедшем»; соответственно, добудущее время - это «прошедшее в будущем», а послебудущее - «будущее в будущем».

Таким образом, мы получаем систему, свободную от двух серьезных логических недостатков системы Мадвига: 1) тройного подразделения «сейчас», которое как точка не имеет измерений и не может быть разделено, и 2) (что еще серьезнее) расположения времени в двухмерной системе, с 3 х 3 подразделениями. Без сомнения, мы вынуждены (исходя из самого существа времени или, во всяком случае, по необходимости нашего мышления) представлять себе дело так, что время имеет только одно измерение и, таким образом, может быть представлено в виде прямой линии.

Три главных подразделения времени, соответственно, должны быть расположены следующим образом:

A past B present C future

прошедшее время настоящее время будущее время

Добавив промежуточные подразделения времени, мы получаем следующую схему, в которой понятийные термины помещены выше, а соответствующие грамматические термины ниже линии, изображающей течение времени:

Эта схема и буквы, указывающие на различные подразделения, иллюстрируют относительное значение каждого из семи подразделений времени; подчиненные подразделения времени ориентируются на какой-то момент в прошедшем (Ab) и в будущем времени (Cb), подобно тому как главные подразделения времени (А и С) ориентируются на настоящий момент (В).

Полученная таким образом система представляется неуязвимой с логической точки зрения, но, как мы увидим ниже, она не претендует на охват всех возможных подразделений времени и всех временных форм, которые реально существуют в различных языках До некоторой степени аналогичное расположение, где делается попытка охватить огромное множество различий, с моей точки зрения не имеющих ни-чего общего с простой прямой линией времени, находим у Шеффилда (А. D. Sheffield, Grammar and Thinking, New York, 1912, 131). Критику этой системы см. „Tid og Tempus“, 383 и сл.. Мы должны теперь рассмотреть каждое из семи подразделений, начиная с главных и переходя к второстепенным, а затем установить, как они выражаются в различных языках.

В отношении подобных «вечных истин» иногда (ошибочно) утверждалось, что наши языки часто грешат против них, поскольку они будто бы излагают их только в применении к настоящему времени и не имеют средств выразить то, что в равной степени они были в силе в прошедшем и будут в силе в будущем. Однако последнее замечание теряет свою остроту, если учесть, что большинство наших высказываний о настоящем времени (или даже все) неизбежно затрагивает прошедшее и будущее. Если принять данное выше определение «настоящего времени», оно будет приложимо даже к таким повторяющимся действиям, как приведенные ниже: I get up every morning at seven «Я встаю каждое утро в семь часов» (даже если это говорится вечером) Если мы обозначим каждое действие вставания (в семь часов) точкой, а настоящий момент нулем, мы получим следующую схему, показывающую, что условие, при котором можно употреблять форму настоящего времени, здесь соблюдено:

Перфект. Инклюзивное время. Временные формы страдательного залога. Аорист и имперфект. Английские расширенные временные формы. Термины для временных форм. Временные отношения у существительных (включая инфинитив). Вид.

Два типа. Сдвиг времен. Сдвиг наклонений. Вопросы в косвенной речи. Косвенные просьбы. Заключительные замечания.

меняется форма вопроса,

форма приказания или просьбы.

Различие между зависимой и представленной речью проявляется главным образом в последних двух изменениях. Сдвиг лица уже рассматривался в гл. XVI; здесь мы рассмотрим остальные изменения.

Сколько разрядов? Вопросы. Предложение.

Классификация. Повелительное наклонение. Изъявительное и сослагательное наклонения. Понятийные наклонения.

Quoiqu'il soit rйellement riche - Though he is really rich; Obgleich er virklich reich ist.

Однако если имеются расхождения, существуют и известные тенденции, общие для языков нашей семьи. Изъявительное наклонение обычно употребляется в относительных предложениях и предложениях, вводимых локальными и темпоральными союзами (where «где», when «когда», while «в то время как»), если не имеется в виду (в некоторых языках) намерение или если придаточное предложение не выражает мысль другого лица. Что касается условных предложений, то сослагательное наклонение чаще всего требуется, если подразумевается невозможность («предложения отвергнутого или, точнее, отвергаемого условия» или «условия противоположного фактам»), хотя даже здесь английский язык стремится избавиться от сослагательного наклонения; значительно большее колебание наблюдается в выборе формы тогда, когда допускается возможность, но говорящий «хочет уклониться от подтверждения истинности или реализации утверждения» (Оксфордский словарь); и, наконец, изъявительное наклонение требуется тогда, когда обе мысли излагаются не как обусловливающая и обусловленная, а как одинаково истинные: «If he was rich, he was open-handed too», т. e. «Он был и богат, и щедр», хотя эти качества не всегда сочетаются в одном лице; значение условной формы можно изложить так: «Если вы допускаете, что он богат, вы также должны допустить, что он щедр»; ср. также She is fifty if she is a day В действительности в предложении If he was successful it was because the whole situation helped him не имеется в виду никакого условия; ср., с другой стороны, If he were successful in that matter he would go on in the same way..

Аналогичные соображения применимы и к уступительным предложениям (though he were, was, be, is).

Противоречащие и противные понятия. Некоторые трехчленные деления. Значение отрицания. Специальное и нексусное отрицание. Двойное или кумулятивное отрицание. История отрицательных выражений. Подразумеваемое отрицание.

по существу, является не чем иным, как особым случаем трехчленного деления, упомянутого выше, поскольку необходимость есть совокупность всех возможностей, точно так же, как невозможность означает исключение всех возможностей. Словесные средства выражения для этих трех категорий следующие:

A. must (или need) «должен»,

В. can (или may) «могу»,

С. cannot «не могу».

Если к этим трем категориям присоединить элемент воли, направленной на другое существо, результат будет следующий:

А. Приказание,

В. Разрешение,

С. Запрещение.

Словесное выражение этих понятий:

A. You must «Вы должны»,

В. You may «Вы можете»,

С. You must not (may not; см. ниже) «Вы не должны» («не можете»).

Повелительное наклонение (Take that!) может означать либо А, либо В; см. выше в разделе «Просьбы».

5) Je dis pas.

В скандинавских языках таким же образом первоначальное ne было усилено различными добавлениями и в конце концов вытеснено ими: др.-исл. eigi, ekki, дат. ej, ikke, которые сначала не имели отрицательного значения.

В немецком языке вначале употреблялось ni перед глаголом, затем ni, ne (или ослабленное n-, en-) перед глаголом и nicht после глагола и наконец только nicht.

В английском языке стадии были следующие:

1) Ic ne secge.

2) I ne seye not.

3) I say not.

4) I do not say.

5) I don't say.

В некоторых употребительных сочетаниях, особенно в сочетании I don't know, мы наблюдаем самое начало нового ослабления, поскольку при произношении [ai d(n) nou] от прежнего отрицания фактически ничего не остается.

Усиление отрицания происходит либо с помощью какого-нибудь слова, означающего «мелочь» (not a bit, not a jot, not a scrap и т.п.; франц. ne… mie, goutte, point, pas), либо с помощью наречия, означающего «когда-либо» (др.-англ. na из ne + а = гот. ni aiws, нем. nie; англ. never также иногда теряет свое временнуе значение и совпадает по значению с not). Наконец, для усиления может добавляться слово, означающее «ничего»: лат. non, англ. not (слабая форма от nought) или нем. nicht; в ср.-англ. I ne seye not налицо двойное отрицание.

С опущением или утратой отрицательного наречия утвердительное значение слова меняется на отрицательное. Самые яркие примеры этого процесса находим во французском языке, где pas, personne, jamais и другие слова являются теперь отрицательными - неизменно отрицательными, если нет глагола: Pas de doute; Qui le sait? Personne; Jamais de la vie, а в просторечии и фамильярной речи также и в предложениях с глаголом; в последнем случае в литературном языке требуется ne: Viens-tu pas?; Je le vois jamais. Что касается plus, то двусмысленность в некоторых случаях была устранена распространенным произношением [j гn a ply], означающим «больше нет» и [j гn a plys] «есть еще». Изолированное Plus de bruit является отрицательным выражением, но Plus de bruit que de mal - утвердительным, хотя произношение здесь не меняется. Отрицательное употребление plus повлекло за собой своеобразное последствие: moins может иногда употребляться в качестве своего рода сравнительной степени к plus: Plus d'йcoles, plus d'asiles, plus de bienfaisance, encore moins de thйologie (Мериме).

В других языках переход слова с утвердительным значением в отрицание встречается спорадически, например: исп. nada «ничего» из лат. (res) nata, nadie «никто» и др.-исл. слова на - gi; в английском находим but из ne… but, ср. диал. nobbut, любопытное more в значении «no more» в юго-западной части Англии, например: Not much of a scholar. More am I (Phillpotts).

Примечание: Тема этой главы была рассмотрена с привлечением гораздо большего количества примеров из многих языков и с обсуждением ряда вопросов, опущенных здесь (отрицательные союзы, префиксы, сокращение not в nt и т.п.), в моей работе «Negation in English and Other Languages», Det kgl. Danske Videnskabernes Selskabs Historisk-Filologiske Meddelelser I, 5, Copenhagen, 1917.

Конфликты. Терминология. Душа грамматики.